***
Как-то так получается: бегаем по коридорам, тревожа музейный воздух, и не замечаем порой самого главного. Нет, я сейчас не говорю о каких-то новых выставочных проектах или баннерах, я говорю о… человечности. Не то, чтобы в музее работают черствые люди – отнюдь. Здесь, пожалуй, трудятся одни из самых понимающих и восприимчивых людей нашего города. А черствость – это заявление не в адрес кого-то другого, это, скорее, обо мне.
***
Я забегаю в здание Дирекции. «Осторожно, осторожно!» – доносится до моего слуха. Не оборачиваюсь – я же «так сильно занята» – и несусь в свой кабинет, замечая краем глаза, что пол мокрый и, судя по всему, на нем легко поскользнуться и упасть. Цокаю каблуками и скрываюсь в темноте узкого коридора – тот, кто предупредил меня, остается позади, а я начинаю набирать очередной текст. Время поджимает, скоро выкладывать статью на сайт.
Фото автора.
Надежда Николаевна Новосёлова молча входит и уносит мусор, которым мы с коллегами за два с небольшим рабочих часа успели заполнить урны. Я не смотрю ей вслед, боясь отвернуться от монитора и потерять творческую связь со статьей (опять же – пресловутая «занятость»), но мысленно провожаю ее до двери – доброта этой удивительной женщины всегда, как шаль, окутывает и согревает.
Надежда Николаевна появляется снова – уже со шваброй в руках. Она моет пол и успевает шутить в мой адрес, а я, смущенно улыбаясь, предлагаю ей выпить чашечку чая и попробовать шоколадную конфету с арахисом. Отказывается, объясняя это тем, что в любом возрасте уважающей и любящей себя женщине нужно следить за фигурой. Я внимательно слушаю, но в конце театрально закатываю глаза и с шумом усаживаюсь на компьютерный стул. Шоколадная конфета лежит прямо передо мной, и я, дождавшись, пока Надежда Николаевна покинет кабинет, разворачиваю конфету и быстро ее съедаю. Вкусно.
***
В приемной директора приоткрыта дверь, и я, заметив там движение, захожу внутрь: Надежда Николаевна протирает пыль на гостевом столике. Увидев меня, она улыбается и спрашивает что-то о политике, но поскольку в этой сфере я разбираюсь еще хуже, чем во всем остальном, вежливо выслушиваю и задаю встречный вопрос: «Это и есть ваше хобби – знать все самое актуальное о том, что происходит в мире?» Она щурится – как-то хитро, настороженно, с подтекстом – и, приблизившись ко мне на полшага, шепчет, что «это очень важно – быть в курсе новостей».
Надежда Николаевна берет меня за локоть и отводит в сторону. Мы садимся на диван, и она начинает говорить: «Свободное от работы время я люблю посвящать новостям, особенно – политике». Ее тон напоминает тон заговорщицы, а взгляд – человека, знающего что-то такое, способное всколыхнуть общественность, причем в эту же самую секунду. Вроде бы ничего важного (по вселенским меркам), но Надежде Николаевне удается захватить мое внимание, и вот я уже на крючке – жду, какой будет конец у очередного ее высказывания.
«Здесь я мою полы, – говорит Надежда Николаевна, – но там, вне стен музея, я живо интересуюсь общественной деятельностью и ролью России на мировой арене. И, конечно, старые фильмы… Старые советские фильмы…» Надежда Николаевна мечтательно смотрит за окно – где-то там вдалеке продолжают свой бег стремительные воды Иртыша. «Старые советские фильмы, Оксана, способны превратить любой скучный вечер в нечто особенное, – нарушает тишину Надежда Николаевна. – «Калина красная», «Тихий Дон» или «Вечный зов». Ты посмотри как-нибудь. А если уже смотрела – ничего, никогда не помешает пересмотреть эти легендарные киноленты еще раз».
Фото автора.
***
Возвращаюсь в Дирекцию с мероприятия, которое проходило в музейном комплексе «Дворец Наместника». Надежда Николаевна моет пол в коридоре и снова предупреждает меня, чтобы я не поскользнулась. Я киваю в знак благодарности, но, сделав пару шагов в сторону своего кабинета, останавливаюсь и спрашиваю, нет ли в ее жизни каких-нибудь других увлечений, может быть, ремесла. Надежда Николаевна долго смотрит на меня и молчит. Я и сама испугалась звука собственного голоса – до того неожиданно прозвучал мой вопрос, разбивший тишину обеденного перерыва.
«Ну есть у меня одно хобби, – снова с нотками хитрости отвечает Надежда Николаевна. – Салфетки я вяжу крючком. Правда, не на продажу – так, что-то оставляю у себя, а что-то дарю родственникам или подругам».
Жизнь Надежды Николаевны бьет ключом. Сейчас у нее квартира в Верхнем Посаде города и дача – в Нижнем, взрослая состоявшаяся дочь и двое внуков (18 и 7 лет). Ей некогда скучать – помимо забот на работе, на ее женские плечи ложатся повседневные хлопоты о своих родных (рассказывая об этом, Надежда Николаевна будто светится изнутри).
***
Я не знаю, как много сотрудников Тобольского музея-заповедника интересуются подобными вещами и о чем вообще мои коллеги разговаривают друг с другом, в том числе и с Надеждой Николаевной в течение рабочего дня. Я просто хочу сказать, что это неправильно – выполнять свои должностные обязанности, как роботы, и ровно в 18:00 спешить покинуть стены музея-заповедника и бежать домой.
Хотя, не скрою, я и сама зачастую делаю именно так, забывая о человечности и элементарном внимании к своему окружению. Но ведь это так просто – спросить «А как у тебя дела?» или «Все ли в порядке?», сказать «Давай я тебе помогу» или… согреть человека в дружеском объятии. Это так просто и это так трудновыполнимо.
***
«Осторожно! Не поскользнись!» – Надежда Николаевна искренне переживает – я вижу это по ее взгляду. Глаза никогда не лгут.