Обдорская ярмарка

Любой рассказ или экскурсия об Обдорске (сейчас  г. Салехард) всегда затрагивает Обдорскую ярмарку, ведь во многом благодаря этому торжищу село стало развиваться и к середине XIX в. стал известно широко окрест. О причинах образования Обдорской ярмарки мы уже рассказывали (ИА «Уральский Меридиан» – Обдорская ярмарка-предыстория)

Официально ярмарку здесь разрешили проводить начиная с 1825 г. Хотя активно торговать тут начали с XVII в., а вполне возможно, что и раньше. Дело в том, что через эти места издавна проходили пути миграций оленеводов, кроме этого, здесь располагалось очень известное языческое капище, к которому язычники прикочёвывали со всего Ямала. Всё это привело к тому, что в Обдорске стала складываться стихийная ярмарка и бороться с ней было бесполезно. Впрочем, власти использовали это время для сбора ясака, запрещая торговать инородцам (ненцам, ханты), пока те не заплатят налог. Но иногда кочевники уходили торговать в другие места, ведь официального разрешения на торг пока не было.

Наконец просьбы местных купцов и чиновников были услышаны, в 1825 г. вышел долгожданный императорский указ о дозволении открыть ярмарку. Причём, все жители села в первое время могли торговать беспошлинно. Кстати, власти особо указали местной администрации на охрану порядка и своевременное оповещение времени проведения ярмарки, чтобы создать конкуренцию между купцами и тем самым хоть немного сбить цены на завозимые товары:

«Чтобы дать инородцам больше способов сбывать и приобретать нужные для себя вещи за выгодную цену, губернское правление должно сообщать в смежных губерниях о времени проведения в Обдорске ярмарки. Земской полиции в непременную обязанность входит защита торгующих, дабы тем приохотить к многолюдному стечению на ярмарку… Приказали: вам, г. управляющему отделением, предписать сим указом, чтобы вы о могущей существовать в селении Обдорском с 15 декабря по 25 число генваря ярмарки, известили всех жителей ввереннаго вам отделения и наблюдать во время съезда инородческих крестьян, чтобы в торговле с инородцами не были ни кем чинимы притеснения что оставляется на собственной вашей ответственности».

В декабре в Обдорск съезжались купцы и их приказчики. Здесь собирались торговать не только из близлежащих сибирских городов: Тобольска, Берёзова, Ирбита, Омска, Тюмени. Но даже были представители купеческого сословия из Европейской части страны: Устюга Великого, Архангельска, Нижнего Новгорода и Москвы. В эти месяцы село принаряжалось, становилось людным и шумным, на улице слышалась многоязычная речь.

Сохранились воспоминания очевидцев, воочию видевших обдорскую ярмарку. Например, Константин Носилов хорошо описал тягостное ожидание начала ярмарки. В конце декабря на торговой площади, становившейся на месяц эпицентром торговли, на высоком шесте власти поднимали флаг. Он развивался до самого окончания ярмарки. Иногда из-за сильных метелей открытие ярмарки задерживалось, тогда всё село с плохо скрытым волнением начинало ждать, когда же оленеводы прикаслают к селу. Наиболее нетерпеливые в полдень выходили на обрывистый берег и жадно вглядывались в голые, покрытые снегом дали тундры. Но тщетно, никто не показывался на горизонте. Тусклое солнце неслось по серому промёрзшему небосклону, стремительно надвигалась темнота, высыпали любопытные звёзды, и ждущие вынуждены были возвращаться в тёплые дома, изгоняя мороз из промёрзшего тела около жарких печек, и щурясь на неяркий свет керосиновых ламп и свечей. Но всё равно продолжали прислушиваться к лаю собак, эти-то уж точно не пропустят долгожданных гостей из тундры. А ведь в Обдорске собралось немало торгового народа из многих мест государства Российского. Каждый жаждал ухватить на ярмарке кусок пожирнее. В это время ещё кто-то распустил слух, что ненцы проехали мимо, направляясь в Сургут. Тамошняя ярмарка соперничала с Обдорской.

Но вот безжизненные дали тундры стали наполняться жизнью, в серых сумерках стали появляться чёрные точки. Они быстро приближались к селу. Это ехали долгожданные аргиши кочевников. Обычно они не доезжали до Обдорска нескольких вёрст, разбивали стойбище, и отправляли несколько человек, так сказать, на разведку, чтобы узнать цены и новости. После них начинали подтягиваться и другие. Для неподготовленных это зрелище было незабываемым. Константин Носилов вспоминал: «И вдруг в одну тёмную, ненастную, чисто полярную ночь, на этот городок словно стая птиц в перелёте, ринулись самоеды – санки за санками, караваны за караванами, оленьи шесты за шестами… И все здоровый, нарядный такой люд, все разряженные в лучшие одежды, с развивающимися ленточками женщины. Все – как на подбор – сытые олени – то белые – у женщин, с красными и синими ленточками на уздах и рогах, то серые, сытые, рогатые у мужчин, то пёстрые, рослые бегунцы у любителей этого оленьего спорта.Гости тундры вмиг наводнили город. Они поют, говорят во дворах, на рыночной площади, щеголяя яркими красками. Некоторые расхаживают в бархатных совиках, другие в церковной парче, и они выделяются среди мохнатых костюмов сородичей».

Вот ещё одно воспоминание Константина Губарева, отбывавшего здесь ссылку: «Наружный вид ярмарки чрезвычайно оригинален и нисколько не похож на торжище. На совершенно ровной тундре, у самой Оби сгруппировано до четырёхсот и более впряженных в нарты оленей, скрещённые рога которых издали как бы образовывают лес. Косматые костюмы самоедов, одетых с головы до ног в оленьи шкуры, длинные, воткнутые у каждой нарты шесты с копьями наверху, придают этой стороне картины что-то дикое, воинственное. Далее, через небольшую площадку разложены на стойках и на картах различные мелочные товары: шерстяные, суконные ткани, деревянная и жестяная посуда. Галантерейные вещи для инородцев: металлические серьги, кольца, пуговки и прочие различные побрякушки. Продавцы большей частью мещане и зыряне. Между этими товарами нагромождён пирамидально печёный хлеб, заготавливаемый для продажи местным духовенством, казаками и обдорскими мелочными торгашами. Ярмарочная площадь оканчивается несколькими деревянными сараями, в которых товары поценнее и торг производится как бы оптом. Но процесса торга не заметите, а увидите только группы самоедок, бродящих около прилавков и нарт с товарами. Они рассматривают побрякушки, изредка меняют несколько колец или какую-нибудь чашку, ложку – на песцовые лапки, или другие дешёвые шкурки. Других же зверей в руках инородцев не бывает. Мужчины стоят поодаль и как будто присутствуют в качестве зрителей. Трудно верить, что находишься на ярмарке, обороты которой простираются на десятки тысяч, кажется, будто  бродишь по гульбищу каких-то странных зевак. В группах самоедок слышится смех, шум и звон от колокольчиков, пришитых к рукавам малиц и привязанных к косам. Костюм их довольно оригинальный и нельзя сказать,  чтобы был уродлив.

Между толпами зевак, расхаживающих медленно, постоянно шныряет несколько личностей с плутовскими глазами, которых, по говору и костюму, тоже принимаешь за самоедов, но потом узнаёшь, что это зыряне. Разговаривая как бы мимоходом с мужчинами и заигрывая с самоедками, они разузнают, что у кого есть что для продажи и где выгоднее купить».

В течение месяца одни «самоедские ватаги» уезжали, но тут же, из бескрайней тундры, прикочёвывали другие. Они останавливались со своими чумами и стадами оленей неподалёку от села. Здесь они сначала платили государев ясак, а уже после этого продавали добычу. Товар их был богат и разнообразен: в нартах лежали громадные бивни мамонта, шкуры медведей, песцов, чёрных росомах. У купцов же они покупали необходимые в хозяйстве и для повседневной жизни товары. Все торопились. Времени было мало, а сделать всем участникам торжища надо было много. Так что ярмарка не замирала ни на один день, и даже полярные морозы и метели не могли помешать торгующим и торгующимся. Торговля шла оживлённая, слава о ярмарке ширилась. По официальным сведениям в некоторые годы товарооборот достигал до шестидесяти тысяч рублей, а в иные годы и больше. Хотя цены на все товары здесь были не так уж и высоки, но всё равно всё больше купцов ехали сюда в надежде на хорошие барыши.

Сохранился перечень товаров, которыми торговали.

Например, в 1850 г. остяки и самоеды доставили в село пятьсот шкурок лисиц, стоимостью в две тысячи рублей серебром, полторы тысячи штук белых песцов, оценённых в тысячу двести рублей серебром. Кроме этого охотники привезли двадцать пять шкур белых медведей на сто пять рублей, полторы тысячи беличьих шкурок было продано за тысячу двести рублей, а горностаевых за полторы тысячи. На нартах в тот год можно было найти восемьдесят пудов мамонтовой кости, то есть около тысячи трёхсот килограммов, за которые просили четыреста рублей. Была даже чага, этот нарост, который растёт на берёзе, пользовался спросом, так как обладал большими целительными свойствами. И ещё много чего предлагал кочевой народ приехавшим купцам.

Инородцам, приехавшие купцы, привозили ржаную муку, хлеб и другие товары на «на инородческую руку», которые оценивали в разные годы до 10 тысяч рублей серебром. На торжище можно было купить лодки, вмещающих от пяти до семидесяти пудов груза, тиски, и многое другое. Торговля развивалась, уже в 1864 г. власти определили товарооборот уже до пятидесяти тысяч рублей. Зима 1876 г. тоже порадовала торгующих, оборот вырос до шестидесяти семи тысяч рублей, из коих пятьдесят тысяч «приходилось на пушной товар». А в 1900 г., только одной пушнины инородцы привезли на сто срок пять тысяч рублей.

На самом деле, торговля в Сибири всё-таки всегда была делом весьма рисковым. И со времени первых купцов, только-только начинавших осваивать эти бескрайние земли, к началу XX века условия жизни и торговли мало изменились, хоть и прошло без малого три сотни лет. Редкие островки русской цивилизации с трудом меняли ситуацию в лучшую сторону. Сибирь по-прежнему оставалась диким и практически неосвоенным краем.

Зимняя торговля в Обдорске не всегда радовала торгующих хорошими прибылями. В иные годы приехавшие купцы бывали весьма разочарованы, терпев ощутимые убытки. Дело в том, что погода могла вносить свои существенные коррективы в планы. Так случилось в 1903 г., хотя 2 января и состоялось официальное открытие ярмарки, но «самоедов же почти не видать, так как отчаянные бураны лишают кочевников всякой возможности ехать в Обдорск. Ярмарочная площадь пустует». Эта природная катавасия внесла финансовые изменения на торжище. Несмотря ни на что, цены на пушнину остались средними, но власти учли погодные условия и внесли свои корретивы: «Плата за право торговли на площади значительна понижена – ранее с торговавших там, в амбарах, взималось по 10 рублей, а с производивших торговлю на нартах по 5 рублей, теперь же по три рубля с первых и по рублю со вторых».

Обдорская ярмарка имела и свои, присущие только ей черты. По словам некоторых свидетелей, главной особенностью зимней ярмарки была её скрытность и полная тайна во время торга между купцами и кочевниками. Дело в том, что значительная ярмарочной торговли состояла в тайной мене запрещённых товаров, так что постороннему, решительно невозможно было собрать правдивые сведения о торговых оборотах Обдорской ярмарки. Например, Константин Губарев, отбывавший здесь ссылку, заметил, что нельзя подсчитать здешний товарооборот. А между тем местные чиновники ежегодно представляли  рапорты о полученных доходах, количестве и качестве проданного товара. Поэтому молодого человека весьма заинтересовало, откуда же берутся подобные цифры в отчётах. Он провёл небольшое расследование, и оказалось, что основная продажа пушнины проводилась в нескольких домах наиболее крупных купцов, издавна ведших здесь торговлю, и поэтому имевших свои, хорошо налаженные торговые связи среди кочевников. И, кстати говоря, редкий самоед не был у них в долгах. Взявши хоть раз в кредит товары у такого купца, он потом всю жизнь не мог с ним расплатиться, долги даже переходили к его детям. Инородец и рад бы продавать на стороне, но боялся, что кредитор за это может забрать оленей, а без них кочевнику – верная смерть. Конечно, кое-какие шкурки менялись в торговых амбарах, где вели свой маленький бизнес купцы победнее или не имевшие постоянных поставщиков.

Стараясь предотвратить подобное самовольство кочевников, обдорские купцы старались ловить своих должников, а те в свою очередь убегали от них, стараясь успеть продать свой товар за деньги другим конкурентам. Иногда прямо во время ярмарки происходила настоящая ловля самоеда, принимавшая подчас курьёзный характер. Осознание того, что кабала инородцев – это палка о двух концах, к концу XIX в., всё-таки утвердилось в сознании торговцев. Ведь крайняя задолженность инородцев зачастую приводила к голоду, и как страшное следствие этого, к смертельным эпидемиям. Кочевники стали вымирать, и это всем начало приносить убытки. Поэтому обдоряне перестали торговать в долг. Всё чаще они вспоминали мудрую пословицу: С голого, как со святого, с него и взять-то нечего.

Но не все видели картину Обдорской ярмарки, так сказать, в розовых тонах. Иван Шемановский (игумен Иринарх), служивший в православнйо миссии,  наблюдал и другие моменты, которые портили впечатление праздника, но о которых старались не думать и не рассказывать за пределами села. Иван Семёнович вспоминал: «Из конца улицы доносится шум, виднеются, как в тумане, люди. Там ярмарочная площадь, и я быстро направился туда. По сторонам неширокой и недлинной ярмарочной площади стоят худенькие деревянные постройки с крышами и без них. Из труб как бы нехотя ползёт белый дым, в причудливых формах застывающий в морозной гуще воздуха.

Народ на площади снует и ходит. Здесь перемешались русские, зыряне, самоеды, остяки. Русского от зырянина, самоеда от остяка тут отличить может только опытный глаз. На всех надеты тёплые инородческие костюмы. Картина пёстрая, оригинальная. Белые мохнатые гуси самоедов здесь смешиваются с дорогими и нарядными парками богачей-кочевников, с расшитыми узорами из меха ягушками инородок. Посреди площади местами стоят и лежат, не признающие мороза и холода разных мастей запряжённые олени, бодрые, здоровые, сильные. Всюду слышаться зазывания торгующих, громкий торг, резкие крики, грубая брань и песни пьяных инородцев. Всем собравшимся нипочём леденящий все члены мороз, спирающий дыхание холод. У многих из них носы и щеки уже успели побелеть, усы и бороды от дыхания покрылись снегом, обледенели. Но это их не беспокоит. Со свойственным северянам хладнокровием торгующие вершат свои дела. Среди инородцев многие навеселе, некоторые совсем пьяны. Попадаются пьяные женщины и дети. Всем им весело, хорошо, они довольны, по-своему счастливы. Одни спокойно стояли в ожидании покупщиков, другие торговались, другие отбивали друг у друга не знающих к кому идти самоедов. А другие тащили самоедов с ярмарочной площади в село. Это соглядатаи крупных торговцев, увлекающих богатых самоедов и должников к своим хозяевам. А кто-то дрался. Везде крики, шум, суета, движение».

Когда стихала праздничная ярмарочная сумятица, приезжие купцы быстро уезжали с пушным товаром в Ирбит и в другие города и торгово-промышленная жизнь села замирала до вскрытия рек. Из всего круговорота местной жизни, февраль всегда был самым тяжёлым, в эту пору начинался самый глухой и беспросветный сезон. За стенами изб стояли трескучие морозы, солнце всходило над горизонтом буквально на пару часов, не в силах разогнать студёную дымку, таким воздухом дышать было тяжело. Село погружалось в зимнюю полудрёму, изредка нарушаемую лишь праздниками. Но это, как говорится, уже другая история.