Об этом надо рассказывать сразу, еще до выстрела. Я не смогла (поленилась, отвлеклась, растратилась), и теперь вынуждена по крупицам собирать воспоминания, как если бы все прошло стороной, не коснувшись ни меня, ни моей памяти.
Мы хотели увидеть звездопад, но небо заволокли тучи. Хотели уединения – попали на медвежью поляну. Стремились быть неузнанными – заснули у проклятой березы, окутанной ведьмиными волосами. И это все неслучайно: за пределами городов время и пространство порой приобретает совершенно неожиданные формы, а наши страхи и заблуждения переходят в режим привычной реальности. Ты остаешься наедине с ознобом, пробивающим насквозь, как пуля, да предчувствием осени – остальное не пугает, не тревожит, не заставляет ускорить шаг.
Я мало пишу о своей родине – не жалко, но некогда. Хотя вспоминаю, с какой ревностью относилась к «чужим» грибникам, которых встречала в лесу – хотела спустить на них собаку, потому что считала территорию своей, а потому – неприкосновенной. Проходила мимо, вздыхая – тяжело, когда «незапачканную» землю пытаются окропить ненужным присутствием.
Чем дальше мы удалялись от деревни – вглубь полей, тем сильнее я начинала ощущать собственную незначительность и ненужность. Там, на просторах свободы, мне казалось, что я – потерянная часть мозаики, которую никто не собирается искать (на этот случай есть «запаска» или, на худой конец, кто-то может просто закрасить «дыру»). Сначала я «испытывала» чувство пустоты, потом – по венам растеклось равнодушие. Моего исчезновения никто не заметит, я просто перестану быть. Не грустно – никак.
Хочу уточнить: мы гуляли недалеко от деревни Полуянова – по полю, огороженному деревянным забором. Это поле я знаю, как свои пять пальцев, правда, каждый раз оно приобретает все новые формы, и я теряюсь – блуждаю в воспоминаниях и настоящем. И речь идет даже не о визуальном – о внутреннем, на уровне чувственного, подсознательного восприятия. Каждое лето я бегала здесь, занималась гимнастикой или просто гуляла: места тихие, почти безлюдные, я бы даже сказала, что колдовские. Сколько раз я молча наблюдала, как мимо меня проходили/проезжали местные жители: стояла и смотрела, и они смотрели – вроде бы, в глаза, а на самом деле – сквозь. Не видели мы друг друга – межпространственная стена отделяла два мира друг от друга (мой и их).
В ту субботу я ощущала легкое беспокойство, но мы шли, останавливаясь лишь для того, чтобы сделать пару фотографий на память. Вот место, где пасутся коровы, вот место, где отдыхают пастухи, а вот – «первый ярус» молодого березняка, некогда затопленный и потому «поломанный и серый». Далее – преодоление забора, «марш-бросок» через нескошенное поле и старые березы – конечная цель нашего путешествия. Здесь, на «медвежьей поляне», мы проспали несколько часов, не заметив, как утекает время, и не подозревая, что это место облюбовано крупными хищниками. Уже потом, когда мы вернулись домой, мой отец спросил: «Видела, что муравейники разрыты?» Не видела, но страха не почувствовала – не страшно. Никак. У рожденных вне города каждый миг – последний.
В свое время я уходила «жить» в эти места – на неделю, но по ощущениям – на целую вечность. Тогда меня не трогали ни насекомые, ни звери, ни люди, ни даже туман. Все как-то обволакивало, оставаясь вне поля зрения, вне досягаемости и просто – вне. В ту субботу я ностальгировала и хотела остаться, правда, место уже было другим и я – другая. Жизнь в городе сделала меня каменной, невосприимчивой к тонким материям. Сожалею? Да.
Эта статья – не «бомбовый» новостной повод, который побьет все тюменские рейтинги по просмотрам. Это рассказ о том, что иногда нужно выехать за пределы города и понять, что мы всего лишь гости на этой земле, незаметные, крошечные, но… Счастливые.