«Да вы умрете раньше!» – говорит женщина, которая давно на пенсии и которая пришла митинговать «из-за нас», потому что именно нам «расхлебывать всю эту пенсионную канитель». Она начинает говорить почти сразу, как только я навожу на нее камеру, будто ждала возможности (или просто так вышло – интуитивно). Слова обтекают мой слух и словно просачиваются сквозь пальцы – я не улавливаю смысла, поскольку сосредоточена на технической стороне процесса. «У меня 5 водителей умерли, – чуть громче признается женщина. – Все они не дожили до пенсии. Сейчас нет ни санаториев, ни отдыха – работают на износ. Средний возраст у нас в стране – 64 года. Куда вам потом будут приносить пенсию в 65 лет? На могилу?»
После этих слов меня передергивает, и я начинаю тревожно осматривать Центральную площадь, куда с протестной акцией пришли местные представители РОТ фронта и Российской коммунистической рабочей партии во главе с Александром Черепановым. Между тем, женщина продолжает, говорит, что ей больно за наше молодое поколение, которое не доживет до возраста выхода на пенсию. А потом поворачивает голову в сторону громкой танцевальной музыки и начинает возмущаться, что «это специально так задумано».
«Они над нами издеваются, – произносит пенсионерка. – Может быть, и вы устраиваете провокацию?»
Но я не устраиваю провокацию – я всего лишь работаю, бродя по Центральной площади с прямой трансляцией и чувствуя себя футбольным мячом. Именно эта ассоциация приходит в голову, когда от митинга против повышения пенсионного возраста я иду к танцующим девушкам из театра танцевальных форм «Контраст». Так – отнюдь не случайно – 3 июля в Тюмени в оно время и в одном месте было согласовано сразу два не совместимых друг с другом мероприятия: акция против пенсионной реформы и роста цен на бензин и презентация фестиваля уличных театров «Сны улиц».
Показалось ли? Когда начинает говорить Александр Черепанов, музыка за его спиной (буквально в ста метрах) становится громче. Я предполагаю, ведя прямой эфир, что мне это причудилось, но зрители уверяют, что подобное происходит и в других городах, так что нет смысла винить себя в бурной фантазии. Хочется облегченно выдохнуть, но атмосфера не располагает к расслаблению.
– Какой политик в здравом уме будет такое делать? – спрашивают люди. – Кроме негатива, это ничего не принесет. А куда потом наши деньги пойдут? В карман олигархов? В карман Пенсионного фонда? Чтобы себе виллы понастроили?
Большую часть времени я провожу на митинге, и этого же требуют зрители. «Уходи с танцев! Давай митинг!» – пишут в комментариях люди. И я иду к трем сотням (примерно) тюменцев, которые стоят с суровыми лицами, слушая выступающих и держа громкие транспаранты. Но три сотни – это мало для протеста. Три сотни ничего не решат (мы же не в Спарте, в конце концов). Об этом со сцены скандирует и Батор Павлович, ветеран афганской войны и пенсионер.
– Мне стыдно за вас! – говорит Батор Павлович, переходя на крик. – Три сотни всего пришло! Где остальные? Я не умею говорить – я умею только воевать… Но я не знаю, что нам делать, давайте выйдем и перекроем движение, что ли!
Но на дорогу так никто и не выходит, а Батора Павловича вскоре просят покинуть сцену. Люди подготовили чувственные и откровенные речи, иногда пробивающие до слез, а кто-то написал грозные стихи – людям не до «перекрытия движения» и прочих решительных действий, у них есть возможность выступить перед публикой, и эту возможность надо использовать. «Все, хватит! – кричит женщина Батору Павловичу. – Давай следующего!»
Сразу вспоминаю традиционные песни и пляски коммунистов, например, 1 мая. Сегодня здесь никто не пляшет и не поет, но и откровенного недовольства особо не наблюдается, разве что разово и совсем неприметно. В памяти остается молодая девушка, контрастирующая с табличкой «Босс велел работать до смерти» на фоне возрастных тюменцев, мужчина, кричащий со сцены о том, что 350 человек в Госдуме не имеют права решать за весь многонациональный и многомилионный российский народ, музыка, которую организаторы презентации фестиваля «Сны улиц» так нетактично делают громче, тем самым заглушая протестные речи…
Смотрю на происходящий беспредел и думаю, как все несуразно и неуважительно. Вот Центральная площадь. Вот гигантский памятник Владимиру Ильичу Ленину. За его спиной пляшут девушки, кривляются мимы. Перед его лицом о несправедливом решении российских чиновников кричат неравнодушные и обеспокоенные грядущими переменами тюменцы. И я между ними – зажатая в тиски цензурой и собственной нерешительностью. И знаю, что уйду, когда все закончится, напишу статью и забуду. Потому что до пенсии как будто далеко, потому что я так молода и за меня все равно кто-то другой решит.
Тяжело признавать, но, кажется, я амеба, которая боится говорить, даже если права, даже если это вопрос жизни и смерти, как сейчас.