За скандального основателя Среднеуральского женского монастыря отца Сергия, лишённого сана, сейчас заступаются разные люди: актёры, члены комиссии ОПРФ, бывшие свердловские чиновники, бывшие полковники ГРУ и, кончено, сами прихожане обители. При этом самым активным защитником схимонаха, наверное, можно назвать Всеволода Могучева, которого благословили доносить до людей проповеди отца Сергия. ИА «Уральский меридиан» встретилось и поговорило с «официальным представителем» опального схимонаха о том, чем он занимался до встречи с отцом Сергием, что он думает о его заявлениях.
— Два года назад вы встретились с отцом Сергием. Позднее просили у него благословения на венчание со своей женой. Как прошла ваша первая встреча со схимонахом? И почему вы ходите именно в Среднеуральский монастырь?
— Я как и все подошёл на исповедь. Какие-то вещи обсудил с ним. Он спросил о том, что касается меня лично. После у меня появился определённый интерес, потому что батюшка и монастырь очень отличались от того, что я видел всё это время в Екатеринбурге или в других городах.
Это было, когда я начал воцерковляться: просто ходил, общался с разными священнослужителями, представителями православных общин. Пытался понять людей, кто чем дышит, кто к чему двигается. В Екатеринбурге я сталкивался чаще всего с тем, что понимание происходящих событий у людей останавливалось исключительно на бытовых вопросах. Для меня важно было в целом устройство общества, вещи, связанные с политикой, религией, Церковью. Я начинал говорить: «Вот видите, что здесь происходит…». Мне отвечали: «Какая разница?» Как можно так отвечать? Когда устройство общество влияет на то, что происходит с тобой.
Были очень хорошие батюшки. Просто тот священник, к которому ты ездишь, должен отвечать на те вопросы, которые у тебя есть, он должен понимать тебя. Когда я говорил о духовности и политике, духовности и религии, духовности и обществе, люди зачастую не понимали, о чём я говорю. Потому что они не имели опыта в этих сферах.
В то время я ещё начал помогать тому же комплексу Храм-на-Крови, отцу Максиму Миняйло (прим. — старший священник Храма-на-Крови, руководитель отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Екатеринбургской епархии). Потом я уже познакомился с митрополитом.
— И они не разбирались в политике?
— Они в теме, но я увидел замкнутость на собственных меркантильных интересах. Для меня это было непонятно. Допустим, ко мне обратились люди из комплекса, сказали, что нет нормальных сайтов для Храма-на-Крови и центра «Царский». Я говорю: «Без проблем, давайте я сделаю всё бесплатно». Купил домен, сделал сайты, всё отдал. Через какое-то время пресс-секретарь Екатеринбургской епархии встаёт в позу, что им ничего не надо. Выясняется, что за создание просто скрин landing page епархиальный бюджет уже отдал около 80 тысяч рублей более года назад. Я так понял, что деньги в том числе на сайты уже попилены. Всё, что я сделал, уже не нужно. До сих пор домены принадлежат мне. Ну Бог им в помощь.
— Но вы же общались с Екатеринбургской епархией дальше?
— Через какое-то время начались события в сквере у Театра драмы. Я изначально выступал за то, что нужно искать определённый компромисс. Самое лучшее было бы, если бы храм был на историческом месте. Пусть он был бы в два-три раза меньше, но он должен был быть восстановлен на месте, которое специально освещалось под него. Вопрос можно было решить меньшей кровью. Но было, как было.
Отец Миняйло сказал, что участники акций протеста — предатели. Его действия в сквере — это пиар-акция. Когда я начал общаться с отцом Миняйло, он сказал: «Ты не беспокойся, сейчас забор поставят, всё закончится». Когда забор уже стащили, он сказал, что бетонный забор поставят.
Дальше я узнал, что в Екатеринбург приезжает Андрей Кормухин из движения «Сорок сороков» (прим. — композитор, координатор организации). Мне отец Миняйло сказал, их здесь не должно быть: «Они мне здесь не нужны. Я собираюсь идти к известным людям, олигархам, и просить деньги на создание собственного общественного движения». Причём здесь «Сорок сороков»? Я ответил ему, что в любом случае, когда ко мне какие-то православные обращаются, я им помогаю. После этого он мне сказал, что с этих пор мои возможности в Екатеринбурге будут сильно урезаны.
Акции против строительства храма Святой Екатерины в сквере у драмтеатра проходили в мае 2019 года. По словам Всеволода Могучева, во время акций протеста верующим в WhatsApp рассылались сообщения с просьбой не приходить в сквер. Екатеринбургская епархия давала указание священнослужителям, чтобы они не ходили в сквер, говорили об этом пастве. Многие священники надеялись, что православные люди, которые будут принимать в этом участие, не будут просить благословения на это, потому что они не имеют право давать его. Было много православных людей, которые хотели выразить свою точку зрения. Но «дискуссии не произошло, потому что вышел отец Миняйло и протестующие сказали, что православным храм другим людям не нужен: пришёл один большой поп как из советских мультиков».
Связь между церковью и обществом, даже между Церковью и верующими Екатеринбургской епархии, сильно запущена. У людей были другие цели и задачи. Я ожидал прийти в тот же Храм-на-Крови и увидеть настоящего русского священника, а увидел какого-то оптимизатора.
— Может, это единственный раз, когда отец Миняйло себя так показал?
— Один из ярких примеров скандала — супрематический крест на Площади 1-й Пятилетки Покраса Лампаса. Когда эта ситуация началась, отец Миняйло уже успел отличиться, что начертания креста на площади — ничего страшного. Но начертания креста на полу, даже в храме, недопустимо. Это запрещено по канонам, глумление над символом христианства. Мы пообщались с Покрасом. Он сказал, что всё понял, что ему не объяснили, что здесь что-то есть.
— Что насчёт митрополита Екатеринбургского и Верхотурского Кирилла? Вы сказали, тоже с ним общались.
— С момента, когда митрополит пришёл в Екатеринбургскую епархию, скорость строительства храмов была уменьшена. Большое количество социальных, образовательных проектов были сокращены. Мы видим ситуацию, когда митрополит скорее выполняет функцию сборщика податей, оптимизатора, нежели правящего архиерея. Следствием этой алчности является все протестные события, скандалы. Кроме того, митрополит на дух не переносит уральских священников. Он мне и порядка пяти людям, которых я знаю, лично говорил, что он ненавидит Урал и презирает местных священников. Всегда подчёркивал, что мечтает отсюда уехать. Это было, может, год назад.
По данным сайта Екатеринбургской епархии, митрополит Кирилл назначен главой новообразованной Екатеринбургской митрополии и возведен в сан митрополита в 2011 году.
— Его неприязнь в чём-то ещё, кроме слов, проявлялась?
— Сильнейший удар по православной общине был нанесён на Уралмаше. Настоятель храма Рождества Христова Владимир Зязев в прошлом году скончался. Там был его сын, тоже священник. Его и других священников выселили в маленький храм. Оставили одного старого священника, а настоятелем поставили молодого выпускника Тобольской семинарии Андрея Юганца. Как мне говорили некоторые священники, когда они собираются между собой, они просто в шоке от пассажей, заявлений, которые он делает.
— Возвращаясь к теме политики, может ли священник думать, рассуждать о ней?
— А почему не может? Политика у нас не затрагивает вопросы веры и Бога? Смотрите, санитарные врачи вмешиваются в вопросы Бога и Церкви: решения, связанные с ограничением доступа в храмы, протиранием лжиц.
— Вы не верите в COVID-19?
— Я верю в весь справочник медицинских заболеваний. Но не одно из этих заболеваний не заставляет меня самоизолироваться и писать завещание. По моему мнению, та паника, которая создана, создана искусственно. Очень многие в этой ситуации преследуют корыстные цели.
— Против паники говорит статистика умерших от коронавируса.
— Я бы не хотел давать характеристику тем, кто заболел коронавирусом или умер от него. Во-первых, я с уважением отношусь к родственникам этих людей. Не хотел бы нагнетать обстановку. Во-вторых, я как человек, не имеющий профильного медицинского образования, не могу опять же давать оценку. Я могу только сказать как верующий человек, что для меня протирание лжиц, отхождение от православных канонов — недопустимо. Если в страхе от какого-то заболевания, человек отказывается от причастия, он предаёт Бога.
Ситуация появилась благодаря светским властям, но Церковь, я считаю, должна была показать пример стойкости. Поразительный случай был со священником Александром Захаровым (прим. — протоиерей Тихвинской епархии Ленинградской области), который публикует видео на YouTube. Ему сказали о социальной дистанции, фотоотчётах в храме с повязками на лицах людей. Его попросили убрать все проповеди о коронавирусе с YouTube. Он всё принимал. Сказали протирать лжицы спиртом. Он сказал, что не будет. А ты не понимал, к чему всё идёт? Тебя начинают продавливать, откажись здесь и здесь, а в итоге откажешься от Бога.
— Недавно в СМИ появились факты вашей политической биографии. В частности, с 2008 вы участвовали в запрещённом в РФ националистическом объединении Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ), в политическом движении, созданном администрацией президента, «Наши», ЛДПР, а также пробовались в штаб Алексея Навального. Чем вас интересовало каждое из этих мест?
— Я никогда не пытался поставить какую-то определённую галочку, что я националист, коммунист или ещё кто-то. Просто были проблемы, которые меня волновали. Я пытался использовать те или иные форматы общественной деятельности для решения ситуаций. В определённый момент меня, действительно, волновала проблема нелегальной иммиграции. Даже не столько она, а этническая преступность, которая у нас процветала и всё еще есть. Зачастую с этим плохо борются правоохранительные органы. Также меня всегда волновала проблема открытой русофобии. Но опять же я ничего не имею против любой национальности. Любая культура представляет собой ценность. Но, когда русские начинали говорить о каких-то вопросах, связанных либо с этнической преступностью, либо с национальной идентичностью, как правило, начинались какие-то обвинения в шовинизме, фашизме, экстремизме. И зачастую, на мой взгляд, в России это происходило, потому что многим сотрудникам правоохранительных органов нужно было отличиться.
Действительно, также сотрудничал с движением «Наши». В 2008 году у Путина была возможность остаться в истории. Было запущено много социальных программ. Я надеялся, что он станет национальным лидером, самостоятельной политической фигурой, на которую не влияют какие-то отдельные факторы, персонажи. Что он выведет страну из переходного периода.
— Как это связано с вашей политической работой?
— Я в это время проводил национал-патриотические, общественные мероприятия. Параллельно сотрудничал с определёнными проектами движения «Наши»: добровольные молодёжные дружины, православный корпус и ещё ряд других.
— Чем вы занимались в этих политических организациях?
— Если мы говорим о любых организациях национал-патриотического толка, там зачастую я выполнял экспертную функцию. Старался сформировать концепцию, при которой эта деятельность приведёт к серьёзной политической истории. Митинги превратятся в определённые законопроекты. Пытался улицу, мнение народа перевести в область легальных законопроектов. Встречался с представителями многих партий. Организовывал круглые столы, приглашал туда членов Общественной палаты.
— Как пришли в ЛДПР?
— Через какое-то время мне предложили сотрудничество со свердловским отделением партии. Возглавлял его тогда Владимир Таскаев. Мне сначала предложили стать организатором определённых проектов, позднее — стать координатором молодёжного отделения ЛДПР по Екатеринбургу. Я продолжал выполнять свою работу, но столкнулся с ситуацией, когда на тот момент возглавлявший свердловское молодёжное отделение Евгений Боровик начал ревновать. Он просил меня в региональном отделении не вести переговоры без его участия. Я возмутился, поднял бунт. Таскаев сказал, давайте соберёмся, пусть придут все, кто участвует в свердловском молодёжном движении ЛДПР и сами проголосуют, кто будет возглавлять молодёжное отделение.
4 ноября в штаб ЛДПР приходит около 70 человек, там нахожусь и я. Таскаев звонит Боровику, тот говорит, что встречается с какими-то спонсорами. Таскаев понимает, что человек просто отмазывается. Говорит, вот есть Сева Могучев и Костя Субботин, который работал в самом региональном штабе, техническую функцию выполнял. Все голосуют за меня, и Таскаев назначает меня руководителем регионального отделения «молодёжки» ЛДПР. Но при этом денежную ставку за меня получал Костя Субботин, потому что это свой человек.
Потом несколько раз работал на выборах. Регистрировал кандидатов. Сам шёл по спискам. Иногда партия просит о таком. Да, я был кандидатом в депутаты, всё законно, официально. Вопрос в том, что где-то я участвовал и вёл кампанию, а где-то я участвовал, но у меня не было активных действий в борьбе за мандат. Я даже шёл в облдуму.
— В штаб Навального вы ходили в 2017 году.
— В определённый момент, когда была акция «Димон ответит», я симпатизировал штабу. Поддержал именно движение по борьбе с коррупцией. Потом, когда увидел, что началась открытая антиклерикальная пропаганда и пропаганда однополой любви на ресурсах Навального, я не поддержал эти вещи.
— В 2011 году Чкаловский райсуд Екатеринбурга назначил вам 1,5 года лишения свободы условно за мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному сговору (ч. 2 ст. 159 УК РФ). По материалам дела, вы с подельником уговорили Антона Вождаева вложить в фотосалон 45 тысяч рублей, но деньги не вернули. Как вы сами помните эту историю?
— У меня было двое знакомых. Один из них потом выступил заявителем. Моя вина заключалась только в том, что я их познакомил. Мы сидели в кафе. Александр Омельчук занял у Вождаева. В расписке я никак не фигурировал. Вопрос копеечный и вопрос гражданско-правовых отношений. То есть человек должен подавать в суд о том, что ему не выплатили дивиденды или инвестиции.
Позже выясняется, что Омельчук пропал. Я ему звоню, он гасится. Сначала я хотел отдать Вождаеву уже свои деньги, просто было неудобно, что я их познакомил. Но мне звонит в очередной раз Антон и начинает меня матом крыть. Я сказал, что ничего ему не должен. Он бежит в местное отделение МВД, городское, областное, ему говорят, что это гражданско-правовые отношения. В какой-то момент он доходит до МВД по УрФО, которые меня хорошо знает. В Тюмени разыскивают Омельчука. Впоследствии Омельчук подходит ко мне и говорит, что не может поступить иначе. В суде сообщает, что действительно нарушил закон, но ещё ему Могучев помогал.
В этом процессе активно принимал участие Центр «Э» оперативно-разыскного бюро ГУ МВД по УрФО. К людям, с которыми я профессионально сотрудничал, в ЛДПР и РЭУ им. Г. В. Плеханова, который я тогда оканчивал, приходили и говорили, что у меня «плохие перспективы». Понятно, что после того, как силовики пришли в ЛДПР, там меня попросили написать заявление о снятии с себя полномочий по собственному желанию. Я не стал противиться. В тот момент, когда на меня возбудили уголовное дело, я начал водить к депутатам областной думы нескольких людей, которых, как я считал на тот момент, пытались осудить по надуманному предлогу.
— Недолго после этого вы решили податься в «Город без наркотиков». Что вас заинтересовало там?
— Один раз я заходил туда и брал для канала интервью с Андреем (Дюшей) Кабановым (прим. — экс-президент фонда «Город без наркотиков»). Он интересен был как персонаж. Потом я предлагал помощь, в том числе Тимофею Жукову (прим. — депутат думы Екатеринбурга, нынешний президент фонда «Город без наркотиков»). Я говорил о том, что есть большое количество людей, выдавленных в силу каких-то факторов из нормальной легитимной социальной жизни, что надо с общественностью работать. Для меня это личная история. Я сам с окраины Эльмаша, моё детство — это как раз когда была героиновая волна.
— В июле Тимофей Жуков одному из СМИ заявил, что вам нужны были только финансы и общественное признание. Поэтому вы не задержались в «Городе без наркотиков»?
— Жуков — лгун. Я понимаю, что его попросили его хозяева, но после того, как он поступил, у меня нет ни единого слова, которое я хотел бы ему адресовать. Мне просто жалко его как человека, жалко, что у Екатеринбурга есть такой депутат. Даже во время событий в сквере Тимофей как бы резко заболел, хотя он же такой православный депутат. Я считаю, что каждый депутат гордумы, который говорил, что он православный, должен был договариваться, пытаться урегулировать этот конфликт. Если они не делают этого, то они, по сути, являются предателями всех своих идеалов, а также избирателей.
— До ситуации со Среднеуральским монастырём и отцом Сергием вы довольно часто ездили по разным городам. Поездки были связаны с вашим общением с движением «Сорок сороков»?
— Какие-то действия у меня были в сотрудничестве с ними. Но я представлялся либо православным общественным деятелем, либо православным блогером. Где-то Андрей Кормухин помогал связями в регионах. Допустим, в Омск я поехал, потому что там начались протесты по восстановлению Свято-Ильинского собора. Я выступил на ряде круглых столов и дал интервью нескольким СМИ. У меня есть хорошие отношения с православными во всех городах Урала. Но все поездки, который были, это личная инициатива, это не какая-то коммерческая тема.
— Общение с Андреем Кормухиным и движением продолжите?
— Я к ним отношусь хорошо, хотя считаю, что они себя неправильно повели во время событий, произошедших в Среднеуральском монастыре, и по ситуации с коронавирусом. Считаю, они могли жёстче позицию занять: призвать Патриарха к проявлению стойкости. Они заняли гибкую позицию. Но я очень хорошо отношусь к Андрею Кормухину как к человеку, надеюсь, что в дальнейшем его общественная деятельность принесёт много полезного. У нас не так много представителей гражданского общества, которые могут адекватно оценивать церковные тенденции.
— Вы также прямо до скандала со схимонахом снимали репортажи для «Крик-ТВ». Теперь это вас уже не интересует?
— Когда я пришёл, мне, действительно, не хватало какого-то журналистского опыта, понимания, как правильно работать в СМИ. Поэтому я как человек, считающий себя предпринимателем (от слова «предпринимать»), решил получить опыт в сфере журналистики. Удостоверение я уже отдал.
— Как вы относитесь к заявлению отца Сергия стать президентом? И кем вы себя видите в будущем, учитывая это намерение схимонаха?
— Чувствую ли я себя Песковым? Да нет. В этой ситуации по послушанию доношу до людей проповеди отца Сергия. Не хочу оценивать серьёзность или несерьёзность его намерений. Могу сказать только одно: за годы его строительства монастырей он создавал в глухих местах такие вещи, которые не получалось создать другим людям. Мы говорим о человеке с колоссальным опытом создания, созидания и отсутствия коррупционной составляющей в его деятельности.
— Если вы не видите себя в будущем следующим пресс-секретарём президента, кем тогда видите, когда вся эта история закончится?
— Я планировал создать на Урале иконописную мастерскую и школу. Об этом я в своё время говорил ещё с митрополитом Кириллом, который давал мне благословение. Палки в колёса вставил отец Миняйло. Меня интересует также запуск проектов в информационной сфере, которые я планировал до этого.
— По данным «СПАРК-Интерфакс», вы также являетесь совладельцем организаций, оказывающих юридические услуги. В частности, благотворительного фонда «Незабудка» и ООО «А-Баланс». Продолжите эту деятельность?
— У меня есть опыт юридического, бухгалтерского сопровождения коммерческой деятельности. Сейчас я этим не занимаюсь. Мне это не интересно. Вопрос, есть ли где-то у меня доли, решается сейчас в части выхода меня из проектов.
Фото превью: Лидия Аникина © ИА «Уральский меридиан»