В этом году из Серова уехали два высококвалифицированных врача. Поговаривают, что это не последняя потеря для нашей городской медицины, скоро уедет еще один специалист. А может быть, и не один. И на замену им приезжать никто не спешит.
Чем это грозит для жителей округа и близлежащих поселков, думаю, объяснять не стоит.
Мне стало интересно: почему они уезжают? Почему покидают посты заведующих отделениями, несмотря на предоставленное им здесь жилье и высокую, по уверению медицинских чиновников, зарплату.
Чтобы найти ответ на этот вопрос, понадобилось немного – найти контакты одного из специалистов, детского хирурга высшей категории, детского уролога-андролога, эндоскописта, заведующий отделением детской хирургии Артема Капканова. Увы, уехавшего из Серова в феврале этого года. И задать ему эти вопросы.
– Артем Владимирович, начнем с начала. Расскажите, как вы попали в Серов?
– В 2012-м году по предложению бывшего главного врача серовской городской больницы Тамары Агапочкиной я переехал в Серов из Саратова на должность заведующего отделением детской хирургии. К тому моменту я уже пять лет отработал детским хирургом в отделении детской хирургии саратовской областной детской клинической больницы. Имел 3 сертификата: по детской хирургии, урологии-андрологии и эндоскопии.
Переезд на тот момент был вызван только финансовым состоянием. Зарплаты в Саратове были мизерные, и содержать молодую семью и платить ипотеку за строящуюся квартиру было крайне трудно, в связи с чем я искал варианты работы в других городах. В Серове на тот момент мне предложили вполне достойные условия по зарплате.
– Вам предоставили жилье?
– Да, сначала жил в общежитии – приехал один, чтобы освоиться на месте, а потом перевезти и семью. Затем мне предложили служебную квартиру. Меня уверяли, что квартира предоставляется с перспективой последующего переоформления, и я стану собственником.
– Что это было за жилье?
– Квартира была 3-комнатная, «хрущевка», с так называемым социальным ремонтом: покрашенные водоэмульсионкой окна. Стекла у окон тоже были покрашены. Жуткие обои 60-х годов. Где они их нашли только? Железная эмалированная раковина на кухне, висящая на вбитых прутках, новая газовая плита и пластиковая разводка труб. Полы в коридоре были еще влажными от недавно произошедшего здесь прорыва труб. Завершала картину жуткая деревянная входная дверь на одной петле.
В течение месяца я своими силами и за свои деньги поменял стекла в деревянных окнах, заменил входную дверь на железную, утеплил и застелил пол линолеумом, частично поклеил обои. И только тогда смог перевезти в эту квартиру жену и 2-месячного ребенка.
– Вы озвучивали свое недовольство жильем?
– Ну конечно. Только все мои обращения в администрацию города, я и прошение главе писал, и в управляющую компанию с просьбой заменить, ну или хоть как-то помочь хотя бы с заменой стекол встречали отказ. Это, как мне пояснили, является улучшением жилищных условий. Квартплата за это «чудо» в отопительный период достигала 10 тысяч рублей.
Постепенно мы с женой привели квартиру в более-менее приличный вид, поменяли за свои деньги батареи. Делать полный ремонт и вкладывать деньги в государственную квартиру было просто глупо, согласитесь?!
– Обещание отдать вам ее в собственность не было выполнено?
– Нет. С нами каждый год заключали новый договор соцнайма без возможности приватизации.
Конечно, администрация больницы выделяет финансовую поддержку вновь прибывшим на оплату съемного жилья. Тут претензия, пожалуй, не столько к главному врачу, сколько к администрации города. Проще жить и работать, когда есть уверенность, что квартира в перспективе станет твоей, и можно в нее вкладываться и жить не на чемоданах, как жил я практически шесть лет.
– Расскажите про отделение, в котором вы начали работать.
– На момент моего вступления в должность отделение детской хирургии составляло 32 койки, на которых лечились дети с плановой и экстренной хирургической патологией, травмой, и ожогами.
В течение года удалось наладить потоки больных. Серовское отделение, помимо самого Серова и серовского округа, обслуживало еще и Верхотурье, Лобву, Лялю и их мелкие села.
Начал проводить эндоскопические операции и ряд других сложных операций, которые ранее в Серове не выполнялись. Я был единственным оперирующим хирургом в отделении на тот момент.
Через год ко мне приехал молодой доктор после интернатуры, мой земляк. Я научил его оперировать. Он набрался опыта, отработал около полутора лет и уехал домой. Его сменил другой молодой специалист, с которым они вместе учились. С ним я отработал еще два года, и он тоже уехал.
Отделение давало отличные показатели работы, стало приносить деньги больнице. Получало отличную оценку со стороны главного детского хирурга. Тактики ведения больных и операций были одобрены и оценены областными учреждениями. Внедрялись новые технологии. Но при этом на фоне оптимизации количество коек по распоряжению администрации было постепенно сокращено до 21.
– Сколько часов в день вам приходилось работать?
– Да практически жил на работе. Помимо работы в день в отделении – ведение больных, ежедневные плановые и экстренные операции, три-четыре в день, я дежурил по взрослой хирургии, сначала вторым хирургом, а затем и ответственным хирургом. Потом из-за дефицита педиатрических кадров брал дежурства в инфекционном отделении. А также в рабочие дни по утрам проводил гастроскопии детям.
Плюс вызовы из дома в ночное время на тяжелые детские случаи. Соответственно, дома я проводил гораздо меньше времени, чем на работе. Поэтому слушать заявления администрации больницы, что никто врачам не запрещает подрабатывать в поликлинике, как минимум смешно. Врачам еще желательно хотя бы иногда поспать.
– Но говорят, что за это врачам очень хорошо доплачивают…
– Понимаете, так называемые «хорошие» зарплаты как раз и обеспечиваются круглосуточным пребыванием на работе. Причем, дежуря за троих, и выполняя работу трех врачей, ты никогда не получишь три зарплаты, как хотелось бы. А лишь процент за перевыполнение. Поэтому, когда администрация больницы заявляет: «У него была хорошая зарплата, а он бросил отделение и уехал, как мы его не просили», мне становится смешно и обидно одновременно. На все просьбы по коррекции зарплаты, о помощи с оплатой квартиры мне заявляли: «Артем, у тебя и так нормальная зарплата, куда ты поедешь, где ты больше найдешь?» Оказалось, мне есть куда поехать.
– Как вы приняли решение об отъезде?
– В начале февраля этого года моя бывшая коллега, с которой мы работали в Саратове, предложила мне занять ее место заведующей в нынешнем моем отделении. Мы с женой долго думали, и в итоге приняли решение о переезде.
С уверенностью, могу сказать, если бы я переоформил квартиру, даже спустя 5 лет, я скорее всего остался бы в Серове.
– Не жалко было покидать отделение, в которое было вложено столько сил?
– Конечно, жалко. Да и за пять с половиной лет мы с женой привыкли к Серову, дочка здесь выросла. Нас окружали прекрасные люди, с которыми мы подружились. Были определенные планы на жизнь в Серове. Но решение принято.
Насколько мне известно, в настоящее время плановая хирургическая помощь детям в отделении, в котором я работал, не оказывается, экстренная – на уровне взрослой хирургии, и, единственно, экстренная травматологическая помощь на достойном уровне. Теперь весь этот поток больных перекинулся на Краснотурьинск, откуда их направляют в Екатеринбург.
Сам я сейчас заведую отделением детской хирургии на 36 коек в городе Энгельс, Саратовской области в клинической больнице. Обслуживаемое население – более 400 тысяч человек. Полный штат врачей. Здесь живут все родственники, есть свое жилье, стоявшее без дела, пока работал в Серове.
– А, вообще, как вы оцениваете уровень здравоохранения в Серове?
– Здравоохранение в Серове находится на достаточно высоком уровне, даже в сравнении с областными и федеральными учреждениями. Я, когда приехал, был очень удивлен. Показатели по отделению онкологии одни из лучших по области и России в целом.
В отделении урологии так же прекрасный заведующий — молодой, амбициозный, с отличными руками. Внедряет новые технологии.
В Серове превосходная травматология.
– Как врач, работавший в разных регионах России, как вы оцениваете серовских пациентов?
– Сами серовчане, если честно, не ценят и недооценивают своих специалистов. Хирурги, живущие и работающие сейчас в Серове – просто асы своего дела, оперируют прекрасно. Выполняют сложнейшие операции.
По-моему, народ в Серове живет немного оторвано от остальной России. И мне есть с чем сравнить, уж поверьте. У вас в плане медицины для людей победивший коммунизм. Можно просто по очереди из поликлиники прийти на плановую операцию. Или приехать на скорой и получить всесторонне обследование и лечение на высоком уровне без финансовых благодарностей врачам и медсестрам. В крупных городах ситуация диаметрально противоположная: хочешь операцию – плати, хочешь хороший послеоперационный уход – плати…
Почему-то в Серове никого не удивишь тем, что в маленьком, далеком от центра страны городке с населением около 100 тысяч, в небольшой больнице уровня ЦРБ проводятся сложнейшие операции желудочно-кишечного тракта, дробят камни в почках, делают операции при варикозе, геморрое, меняют тазобедренные суставы, проводят артроскопии при травме и пожилым пациентам с артрозом, лечат инсульты на отличном уровне и многое другое. Причем это врачи делают только за зарплату. За далеко не самую высокую зарплату.
Благодарность же врачу, даже устная, просто сказать «спасибо!» врачу, спасшему человеку жизнь, в Серове, похоже, считается дурным тоном. И все это считают нормой жизни.
– Артем, как вы думаете, если все останется, как оно есть сейчас, захочет ли кто-то из врачей приехать в Серов жить и работать?
– Да, по сравнению со средней Россией в Серове относительно достойные зарплаты, но ее уровень, повторюсь, достигается количеством времени, проведенного на работе: дежурства, совмещения. Чем больше ты живешь на работе, тем больше получаешь. И тем не менее уровень зарплат, и уровень жизни в Серове не таков, чтобы этим можно было привлечь специалиста из другого региона. Чтобы человек сорвался из дома, возможно, с семьей. И приехал жить в очень сомнительные климатические условия, в холодную служебную квартиру, которую до этого забрали у семейки алкашей, покрасили в ней стены в цвет подъезда – так у меня было на кухне; покрасили полы свежей коричневой краской. Эти условия, думаю, в настоящее время заманчивы только для жителей Средней Азии.
– Что вы могли бы посоветовать тем врачам, которые все-таки приедут в наш город по приглашению?
– Ребятам, которые сейчас живут в бывшей моей квартире, и которым предлагают другие муниципальные квартиры, я могу посоветовать лишь жить в съемном жилье, потому что квартплата примерно сравнима со стоимостью съема – я уже говорил, что зимой это почти 10 тысяч в месяц. Это из-за того, что помимо стандартной квартплаты туда входит еще и соцнайм.
Но, по-моему, смысла и выгоды ехать из другого региона в Серов абсолютно нет: зарплаты примерно выровнялись по всей стране, жилье временное, объемы работы огромные, климат крайне специфический. На Урале хорошо только фанатам охоты, рыбалки и прочего жесткого экстрима.
А в итоге, насколько я знаю, ситуация в серовской медицине с кадрами просто патовая: в поликлинике на 14 участков — один врач-терапевт. В детской поликлинике — один педиатр, нет окулиста — ушла в частную организацию. И ее нельзя винить за то, что она нашла зарплату адекватную ее работе.
Их работу выполняют фельдшеры. Это вообще чисто российское изобретение: фельдшер выполняет функцию врача, а получает зарплату медсестры. Про остальных узких специалистов просто молчу.
Врачи, как не странно это может звучать, тоже люди. Сейчас 21 век. И им хочется работать в достойных условиях за достойную зарплату, а не впахивать, как ломовая лошадь, за копейки.
– А условия работы медиков в других, более северных регионах, вам известны?
– Есть знакомые врачи, работающие в Нягани. Но они оттуда не собираются уезжать, потому что помимо крайне достойной основной зарплаты у них есть доплаты от нефтегазовой компании, оплачиваемые поездки по России для них и членов семьи…
А в Серове будет текучесть кадров, пока не изменится ситуация по всем этим пунктам в совокупности. Плюс, в наше время общего прессинга медицины со стороны СМИ, общественного мнения и полной юридической незащищенности, быть врачом опасно. Особенно это касается хирургов и акушеров.
Кроме того, со многих специальностей сняты профвредности, а соответственно, ранний выход на пенсию и доплаты. это при том, что я люблю свою работу и хорошо ее делаю. Но уверенность в завтрашнем дне — решающий фактор.
– Что думаете о ситуации с зарплатами младшего и среднего медперсонала?
– Самой незащищенной категорией сейчас стали медсестры с их мизерными зарплатами. Тут изменить мало что можно со стороны главного врача. Это общая тенденция. Санитарки переведены в ранг медперсонала, и им зарплата в разы повышена и превышает зарплату медсестры, что вызывает логичное недовольство медсестер.
Но для этого санитарка должна пройти дополнительное обучение и аттестацию.
В связи с этим основная масса санитарок переведена на должности уборщиц помещений и получает свою прежнюю зарплату 7-10 тысяч.
Ну и оптимизация здравоохранения не прошла бесследно: сокращены койки, много десятков коек! Закрыты периферические больницы и медпункты.
Это вообще отдельный разговор. В Гарях и прочих деревнях медицина просто закончилась. И больного фельдшер на уазике-«буханке» везет по грунтовке много километров, или его переправляют на пароме или лодке. Довозит до трассы, где его подбирает вызванная бригада скорой, которые едут по трассе до больницы…
У меня до сих пор мурашки от медицины на местах в этих глухоманьках. Ее там нет.
– Есть ли возможность изменить эту губительную тенденцию в современной медицине, как вы считаете? И кто должен это делать? Главный врач?
– Сегодня должность главного врача крайне ненадежная: с ним заключается договор на один год. Если человек хорошо выполняет распоряжения министерства: сокращает койки, сохраняя при этом финансовые потоки, то – молодец, продлевают контракт. При этом выговаривают за каждую мелочь. Штрафуют финансово за невыполнение плана.
Если же пытаешься что-то отстоять, не выполняешь распоряжения министерства по той же оптимизации – то до свидания.
Сложный вопрос. Наверное, я не смогу вам на него ответить…
Спрашивала Надежда Левагина